Человек с улицы - Страница 2

По радио передавали какую-то ритмичную песенку. Я ехал со скоростью шестьдесят километров в час. Зная, что еду правильно, я решил не торопиться в суматоху семьи Фергюсонов. Можно было представить себе, какой шум подняли сейчас около елки наши расшалившиеся малыши, пока женщины готовят им угощение.

Красный свет. Я остановился. Справа от меня возвышался темный зубчатый силуэт церкви. За перекрестком улица делалась более оживленной и лучше освещенной. Редкие магазины с яркими витринами придавали ей веселый вид. За грязными стеклами я видел жестикулирующие фигуры.

Зеленый свет. Все произойдет через десять секунд. Я попаду в самую невероятную историю, но ничто, абсолютно ничто вокруг не предвещало этого. Окружающий мир был чудовищно спокоен и невинен.

Метров через двести впереди виднелся следующий светофор, там еще горел красный свет. Сразу за перекрестком стоял большой черный «мерседес». Водитель только что вышел из него и, облокотившись о дверь, стоял лицом к движению. Казалось, он собирался перейти дорогу. Но он мог бы сделать это и сейчас: путь был свободен, а перед ним была «зебра» перехода. Удивительно, как много можно пережить и передумать за короткое время. За несколько секунд я заметил машину, посмотрел на человека и понял, что он колеблется. Мне даже хватило времени удивиться его позе.

Когда зажегся зеленый свет, между мной и человеком у перехода было метров пятнадцать. Но все же, тронувшись, я тут же притормозил, потому что подумал, а не решится ли этот человек именно сейчас перейти улицу. Но он по-прежнему продолжал стоять и только необыкновенно пристально вглядывался в меня. Отпуская педаль тормоза, сквозь лобовое стекло я поймал его взгляд. Меня поразила напряженность этого взгляда: голубые глаза были широко распахнуты, словно в каком-то экстазе. В них было нечто неуловимое — страх, принужденность. Но все произошло так быстро, так молниеносно! Нервный спазм, от которого я задрожал, длился дольше, чем обмен взглядами.

Я уже приближался к человеку. И тогда он рванулся вперед, словно пленник от своих стражей. Чтобы очутиться перед моей машиной, мужчине довольно было сделать всего лишь шаг. И он сделал его. Круглый глаз правой фары, брызнув золотистыми лучами, потух в его пальто. Руль передал мне удар. Вернее, это был не удар, а только соприкосновение. Когда все случилось, я понял, что не произошло ничего серьезного. Не могло быть ничего серьезного! Человек отступил. Его не отбросило в сторону, я настаиваю на этом, он отступил. И, отступая, видимо, зацепился каблуком за мостовую и опрокинулся на спину. В мгновение, предшествовавшее этому, я затормозил. Если вам когда-нибудь приходилось сидеть за рулем любой американской машины, то вы знаете, что при низкой скорости резким торможением машина останавливается как вкопанная. Я подождал немного, думая, что мужчина сейчас поднимется, но он все не возникал из-за капота, поэтому я вылез и обогнул мой «олдсмобиль» спереди. К нему уже спешили прохожие, вокруг нарастал шум. Эта громадная улица, казавшаяся мне пустынной, вдруг в одну секунду завихрила вокруг меня людской водоворот. Какой-то тип в кожаном пальто, с черной сумкой, притороченной к багажнику велосипеда, схватил меня за лацканы кителя и заорал:

— Вот он, эта американская сволочь! Он нарочно сбил его! На такой махине, он считает, ему все позволено…

Но тут вмешался старый кюре в длинной пелерине и берете.

— Успокойтесь, прошу вас, — сказал он. — Я прекрасно видел, что произошло. Пешеход сам бросился под машину этого офицера.

Я не мог подойти к человеку, распростертому на дороге. Странная растерянность сковала меня. Невероятно, но я думал о другом. О том, что, наверное, старый кюре в берете служит в церкви, которую я только что миновал. Мне стало страшно при виде собирающейся толпы. Я чувствовал, как в людях растет враждебность ко мне. Все произошло очень быстро, но я ощущал такую усталость, будто пробежал кросс.

Двое мужчин склонились над потерпевшим, неуверенно ощупывая его. Они были в явном замешательстве, не зная, как определить, насколько серьезно он ранен.

— Это… это важно? — спросил я.

Я смутно чувствовал, что выбрал неверное слово. Но мой французский всегда оставлял желать лучшего, а сейчас у меня из головы вылетела большая часть моего словаря.

Люди расступились. И тогда я увидел человека. Его голова лежала на бордюре тротуара, неестественно свернувшись набок. Глаза были открыты, казалось, он смотрит на меня, но взгляд его был пуст, ужасающе пуст.

— Думаю, что он мертв! — заявил один из ощупывавших его мужчин. И добавил взволнованно: — Посмотрите! У него из уха течет кровь, а это скверный признак.

При виде подошедших полицейских я немного успокоился. Именно в таких обстоятельствах чувствуешь себя по-настоящему иностранцем, пусть даже твои дети родились в этой стране.

Полицейский помоложе расстегнул пальто и пиджак потерпевшего, приложил руку к его груди. Это длилось довольно долго, так как полицейский был обстоятельным парнем. Затем он встал, расстегнул свою накидку, снял ее с плеч, широко развернул и накрыл лицо и грудь мужчины.

— Кто водитель машины? — сурово спросил его коллега, высокий простуженный парень с орлиным носом; шея его была закутана в толстый шерстяной шарф домашней вязки.

— Это я!

Взглянув на меня, полицейский явно смягчился. То ли оттого, что я был офицером, то ли оттого, что американцем.

— Есть свидетели?

Все молчали. Я поискал глазами священника. Он стоял перед трупом на коленях. Мне пришлось дотронуться до его руки.